Командира 181 отдельного батальона связи подполковника Карнаухова
весной и осенью одолевали приступы командно-штабного идиотизма. В армии
это болезнь довольно распространенная, поражает она, в основном,
старших офицеров. Лечится изоляцией больного от личного состава и
переводом на легкую, приятную работу, вроде заполнения карточек учета
неисправностей авиатехники за прошедшие 5 лет. Правда, при виде
подчиненных, у пациента может наступить обострение, так сказать,
рецидив тяги к руководству войсками. При этом речь у больного
несвязная, мысли путаные, а взгляд из-под козырька фуражки способен
сбить с ног прапорщика средней упитанности. Нелегко быть командиром.
Наш комбат возник в результате длительной и сложной селекционной работы
по выведению идеального командира Вооруженных Сил, так как тупость
барана сочетал с упрямством осла, хитростью обезьяны и злопамятностью
слона-подранка.
В периоды обострений, когда шкодливый дух командира требовал от
подчиненных свершения подвигов во славу Уставов, солнце над гарнизоном
меркло и заволакивалось свинцовыми административными тучами. К счастью
для подчиненных, "Ноль восьмой" (0,8 г/куб. см. - плотность дуба) быстро
уставал и погружался в анабиоз на очередной период обучения, вверяя
управление войсками своим замам.
Как известно, от физкультуры нет никакой пользы, кроме вреда. На
плановом занятии по физо комбату в футбольном азарте заехали в
физиономию грязным мячом. Мяч отскочил от подполковника с красивым
звоном, но на руководящем челе остались следы шнуровки, и комбат
сообразил, что занятия проходят как-то не так.
На следующий день, в пятницу, на подведении итогов недели, наше
зоологическое чудо залезло на трибуну, поворочалось там, устраиваясь
поудобнее, откупорило бутылочку "Боржоми" и сказало речь. Оказалось, что
раньше в нашем батальоне физподготовка проводилась неправильно, а
теперь, наоборот, будет проводится правильно, что поднимет боеготовность
вверенной ему части практически на уровень стратосферы. Откладывать
такой важный элемент боевой подготовки никак нельзя, это, товарищи,
будет не по-партийному. Поэтому, всем бежать кросс! Три километра. Прямо
сейчас. От дома офицеров. В повседневной форме. Впрочем, можно без
фуражек.
И мы побежали. За нашими спинами блестящий серебрянкой Ленин с мольбой
протягивал к нам руку, справа уже который год пытался взлететь с
пьедестала списанный МиГ-21, который какой-то неведомый летчик при
посадке со всей дури приложил об бетонку, а мы бежали. По главной аллее
гарнизона, с топотом и сопением, распространяя запах одеколона "Саша",
лука и вчерашних напитков. Офицерские жены, выгуливающие свои наряды,
собак или детей, не обращали на это дикое зрелище совершенно никакого
внимания. Привыкли.
Первыми бежали солдаты, а за ними - слабогрудые офицеры и прапорщики.
Возглавлял гонку начальник узла наведения. Длинный и тощий майор
Садовский был, как всегда, "после вчерашнего", поэтому кросс давался ему
с особым трудом. Его мотало на бегу с такой силой, что казалось, он
"качает маятник". Я с тревогой поглядывал на лицо шефа, которое
постепенно заливало нехорошей зеленью. Остальные кроссмены, астматически
дыша, растянулись в линию. Последним бежал мастер спорта по самбо и
дзюдо двухгодичник Юра, который выполнял функцию заградотряда.
120-килограммовый "чайник" двигался без видимых усилий, мощно работая
поршнями и отфыркиваясь, как паровоз "ФД".
Наконец, гонка завернула за угол и постылый комбат с секундомером в руке
пропал из виду.
- Бля, я так за бутылкой не бегаю! - прохрипел ротный, сгибаясь пополам
и упираясь руками в трясущиеся колени.
- Не добежим ведь, сдохнем, товарищ майор! - проскулил, как шакал
Табаки, прапор с узла АСУ. Остальные молчали, судорожно насыщая кровь
кислородом.

Сын просил сделать кормушку для птичек. Вспомнив
свои пионерские навыки по кормушкостроению - сваял требуемое из пакета
молока. Вырезав квадратную дырку в одной стороне пакета и насыпав туда
сворованного у хомяка корма, я ловко повесил это на балконе. Кормушка
болталась на ветру как знамя: несчастные птицы не могли даже подлететь к
ней. Хмурые воробьи, не в силах спокойно пожрать из кормушки сидели на
балконе и злобно срали на погибшие от неожиданной зимы, цветы.
Сын попросил меня придумать что-нибудь, а то мол, "птички хотят есть, а
не могут, а это жалко", и пожертвовал пластиковой коробкой от
новогоднего подарка в виде ярко красной ракеты. Я ее взял.
И повесил на балкон...
Дальше было здОрово. Пернатые засранцы кинулись в кормушку, как стая
пьяных загонщиков на лося: с криками и песнями. Пару минут в ракете
происходила мелкая административная возня: решали, кто будет жрать,
пока те, кто сверху будут на него гадить. В илюминаторе появилась
радостная морда воробья с набитым едой клювом и в этот момент подул ветер.
Кормушка дернулась, веревка соскочила с гвоздя и красная ракета, полная
воробьев полетела вниз. Клянусь - впервые видел недоумение на морде птицы!
Со смутной надеждой, что воздушное судно зацепилось за что-нибудь
снизу, я рванул на балкон. Ракета миновала все спасительные крючки - и
красной точкой ушла вниз. В районе четвертого этажа она зацепилась за
ветку дерева, за другую, закружилась в ветках, пару раз перевернулась, и
приземлилась на свежезасыпанный торфом газон, напугав сидящую на газоне
ворону. Она медленно перевела взгляд с ракеты на небо, видимо думая про
себя "фигасе!"
Я застыл в ужасе от содеянного собственными руками такого массового и
циничного убийства. Впрочем, не надолго: внизу из корабля начали
выползать космонавты. Тихо чирикая, крутя башками, они вываливались из
ракеты на землю, отряхивались от дерьма, накопившегося за время полета
и, быстро приходя в себя, сваливали от греха подальше на деревья.